С разрешения собеседницы (благодарю за доверие!) я опубликовала небольшой фрагмент нарративной беседы, где мы обсуждали договор с влиятельной идеей.
Для транскрибации выбран кусочек, расположенный ближе к финалу сессии, поэтому в нем можно заметить много не распакованных тем :) Однако, было важно не переключиться на работу с новым дискурсом, а подытожить проделанный путь :).
 Надеюсь, это может быть полезно для знакомства с нарративной практикой :)
 Реплики собеседницы выделены жирным шрифтом, реплики расспрашивающего оформлены стандартным образом.

— Давай я попробую озвучить договор, который у нас получился. Договор с идеей о том, что тебе почти все нельзя. Там 13 пунктов того, что нельзя. Эти пункты касаются общения с людьми. Ты согласилась на этот договор, потому что это гарантирует тебе надежду на безопасность. Ты отдаешь за это спонтанность, свободу самовыражения, право быть собой, право быть здесь и сейчас. Ваши отношения похожи с этой идеей на большое облако, которое давит тебя пузом. В основном правила этого договора распространяются на общение со взрослыми, в меньшей степени с детьми, с детьми там другой договор.

И за этим наблюдает внутренний надзиратель по имени Татьяна Ивановна. Ты заключила этот договор в детстве, скорее всего, в детском саду. Некоторые пункты уточнялись в районе школы. И в связи с этим договором делаешь только то, что положено, никак не проявляешься ярко и необычно. Учитываешь желания других, стараешься понравиться другим.

Это всё сдобрено тем, что ты как бы стремишься к идее не влететь ни в какую опасную жопу, не навлечь на себя гнев. И за это ты получаешь, собственно, право на существование и, возможно, тебе скажут, что ты хорошая. В твоём случае, по этому договору, твоя идея в целом, судя по всему, хорошо отрабатывает, в целом ты отметила, что да, это работает, и работает у бабушки с мамой, и в целом, когда я спросила про другие какие-то стратегии, мы обсудили стратегию агрессии, и еще стратегия или не стратегия, но какой-то такой призрачный вариант с тем, чтобы находить сообщество по ценностям, но там много вопросиков.

Как тебе этот договор?

— Ну, я как-то пока не вижу смысла его разрывать. Потому что получается, что в целом плюс-минус все правильно. Надо просто научиться не страдать от этого.

— А что именно тебя устраивает?

— Ну, то, что я нормально веду себя с людьми, и они меня за это не бьют в подворотне. Но не устраивает то, что мне не хватает возможности проявляться. Ну, мне не хватает возможности честно доносить свою позицию. Я все время себя останавливаю в эмоциональном проявлении здесь и сейчас. Я до недавнего времени эмоции свои не могла распознать, что там я чувствую вообще. Причем эмоции других людей я идеально распознаю при этом.

— Так бывает, да. Что-то хочется тебе изменить вот в этом договоре?

— Ну, мне кажется, что в этом договоре есть какой-то мелкий шрифт, который мне неизвестен, потому что что-то как-то очень много ограничений как будто бы. И, возможно, они слишком жёсткие, потому что, ну, наверное, можно разделить, там, я ору матом на кого-то или я вежливо выражаю свою позицию. Это же разное. За то, что я матом на кого-то ору, точно в торец могут дать. Не факт, что дадут, но могут захотеть. А если я вежливо выражаю свою позицию, ну, могут не согласиться. Но тут еще надо разделить… вообще вот эта идея, что я существую только через то, что меня кто-то понимает и принимает, — это, конечно, такая глубокая для терапии идея, в общем-то.

— То есть, ты хотела бы, возможно, в принципе вот эту идею переработать во что-то другое? Правильно?

— Я бы хотела её, знаешь, ослабить, ну, облегчить, то есть, ну, тотальность снять с неё и чувствительность мою к этому всему снизить. Ну, то есть, когда, например, едет машина, я перехожу на переходе, и я могла бы пропустить машину, хотя вообще-то мой переход, и я имею полное право идти, я потом еще несколько минут думаю о том, что я помешала водителю ехать, но это, блин…

— Да. И получается, что ты хотела бы уточнить градации, уточнить, что именно за ограничения? Потому что ты сказала: одно дело наорать, а другое дело вежливо выразить свою позицию. Если ты определишь конкретно, что тебе нельзя, где проходит эта мера допустимого?..

—  Тут надо сначала думать про последствия. То есть, например, последствия, когда меня побили в подворотне, меня точно не устраивает. Но если договориться с собой о том, что последствия, когда меня не поняли, ну и хрен с ним, меня устраивает, тогда уже будет легче. Проблема, скорее, в этом, не в самом договоре, а в том, чего я боюсь. И как я к этому вообще отношусь.

— Ну, то есть, в текущей редакции и при текущем твоем самоощущении этот договор работает хорошо; так, как надо?

— Ну, как будто бы да. У меня есть из-за него определенные сложности в жизни, но плюс-минус в целом, да, он работает.

— Получается, что вот в текущем твоем состоянии, когда ты понимаешь, что вот у тебя сейчас есть эта тотальность и чувствительность, пока она есть, договор работает, он функционален, так?

— Ну, скорее да, да, скорее так, потому что чувствительность настолько высокая, что лучше уж соблюдать этот договор, чем влетать вот в эти все очень неприятные ощущения.

— Как бы тебе, может быть, в перспективе в идеальной ситуации, как бы тебе больше подошло действовать и думать в общении с людьми?

— Ну, как будто бы мне хотелось бы больше вот этот вот пункт про то, что интересы другого человека выше моих, вот его в первую очередь пересмотреть. Потому что это очень нечестный пункт, потому что другие-то люди ко мне так не относятся в большинстве своем. И получается, что это игра в чужие ворота.

— И когда ты его пересмотришь, что может произойти самое лучшее? Как самым лучшим образом изменится твоя жизнь?

— Ну, тогда, например, в какой-то там, ну, не то, что даже конфликтной, ну, какой-то, да, малоконфликтной ситуации, когда интересы, как бы, схлестнулись, возможно, я смогу лучше отстаивать свои интересы и добьюсь успеха в этом. И буду довольна собой, что я свои интересы отстояла. У меня, в принципе, такой жизненный опыт уже появляется.

— То есть ты уже делаешь что-то в направлении того, чтобы пересмотреть вот этот тезис, что интересы другого человека выше твоих?

— Ну да, да, я, по крайней мере, пытаюсь, ну, как бы стараюсь, да, учусь замечать в моменте, что, собственно, я хочу, и исходить из этого, не из того, что хотят другие, а из того, что хочу я, и смотреть, как это можно реализовать сейчас.

— А какие изменения это внесет в ваш договор с идеей «мне ничего нельзя»?

— Станет больше можно. То есть как бы из пунктов «нельзя» вычеркнется что-то, а в пункты «можно» что-то включится. Вообще, как будто бы, ты знаешь, я сейчас думаю о том, что этот договор весьма неполно звучит, потому что тут действительно должен быть еще список того, что можно. Если исходить из списка того, что можно, может быть, оно и проще, чем исходить из списка, что нельзя. Потому что тогда есть вариативность реакций, когда есть у тебя набор опций — что можно. Пока просто все нельзя, тогда вариативности особо никакой нет. Например, можно дать вежливый отпор, можно настоять на своем, но без драки.

— Звучит здорово. Это будет просто приложение к договору или это новый договор с какой-то новой идеей?

— Вообще, лучше бы новый, конечно. Люблю всё новое.

— Как бы звучала эта идея, с которой ты бы заключила новый договор?

— Ну, список того, что можно.

— Список того, что можно?

— Перечень в приложении к договору.

— Но да….но я и хочу понять, это приложение всё-таки к договору вот с этой идеей про то, что всё нельзя, или это новый договор идеи о том, что можно? Тут как-то хочется тогда ее… если у нас была идея про то, что мне все нельзя, как бы сейчас звучал новый договор с этой идеей?

— Мне можно многое, но вот здесь будь осторожнее. А вот это вот нельзя, потому что уголовный кодекс. И давай не будем все же.

Статьи

Консультация по вопросом сексологии по специальной цене!